Віршографія

[Varvara]

Я кагбе тоже немного поэт. Иногда пишу. Иногда это можно читать

Ось твоя музика, сходи. Бери і йди.

Ось твої тіні на стінах моїх прозорих.

Все, що лишитися має мені – твій дим.

Хто колихатиме взимку осіннє море?

Хто колихатиме сонце в мені чужій?

Хто мені скаже які в мене теплі груди?

Хто полікує усеньких руденьких мрій?

Хто ж і мене полікує від цього блуду…

Йди собі… Вірність це привід прийти ще раз.

Йди собі… В сутінь озерну, солоні кола.

Йди собі… Осінь давно розвінчала нас.

Ось твоя музика. Сходи. Самотнє соло.

Навіяне...

Це сліпе поклоніння твоїм ефемерним появам.

Уночі, коли паща безсоння розверзнеться надто.

У твоїх коридорах лежить проспиртована вата,

І розрізана скальпелем тиша безкровно конає.

Видаюся тремтінням. Тут пахне так солодко. Плоттю.

Тут прозоро. Я поглядом рухаю шафи і стіни.

Я ще чую твій запах. Твій піт, твою флегму і слину.

Буде день. Буде їжа. І брак безголосся у роті.

Я дивлюся крізь тебе на світло. Крізь тебе і вище.

Твої змії не сплять. Їх спокуси як завше – смертельні.

Я тебе намалюю. На ранішнім небі. Пастельно.

Я тобі зачитаю свої найвідвертіші вірші…

Я вже майже...

Я вже майже одне з твоїх збочень, один з твоїх шрамів.

Я зашита в твої підсвідомі бажання і тонкощі.

Я уже не повз тебе, а більше в тобі. Тільки поночі.

Не вдаюся до термінів – це вже достоту те ж саме.

Засинаю. Вкладаюсь стібками між ребер і м’язів.

Тобі млосно. Та ти не попросиш ні вголос, ні подумки.

Виціловую вилиці, скроні, волосся і родимки.

Тобі млосно і парко. Та ти не попросиш. Наразі.

Це не рабство. Це просто відсутність наказів і рішень.

Це ліниві і глянцеві витівки скурвлених пристрастей.

Це дерева, що вище їх крон нам тепер і не вирости,

І мабуть не злетіти. Неволя терпкіша за вишні.

І якщо я піду, то аби повернутися. З Раю.

Це не буде навмисне, мов яблуко зірване поспіхом.

Я торкнуся не легко, а думкою, чи може посміхом.

Ти не бійся. Розлуки немає. І смерті немає.

[Vika]

Можливо також А. Дементьев, не впевнена.

Живу не так, как бы хотелось,

Заели суета и быт.

И осторожность, а не смелость

Порою мной руководит.

Живу не так, как мне мечталось,

Когда я пылок был и юн.

И только музыка осталась

От тех, не знавших фальши, струн.

Живу не так, как нас учили

Ушедшие учителя.

Когда судьбу земли вручили,

О чём не ведала Земля…

Живу не так. Но слава богу,

Я различаю свет и мрак

И не судите слишком строго

Вы все, живущие не так.

[speaker]

нещодавно співробітниця "познайомила" мене з вірменським поетом Едуардом Асадовим.

офіцер, ветеран Великої Вітчизняної, він втратив зір після важкого поранення...

http://eduard-asadov.narod.ru/biografiya.html

БАЛЛАДА О НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ

I

Метель ревет, как седой исполин,

Вторые сутки не утихая,

Ревет, как пятьсот самолетных турбин,

И нет ей, проклятой, конца и края!

Пляшет огромным белым костром,

Глушит моторы и гасит фары.

В замяти снежной аэродром,

Служебные здания и ангары.

В прокуренной комнате тусклый свет,

Вторые сутки не спит радист.

Он ловит, он слушает треск и свист,

Все ждут напряженно: жив или нет?

Радист кивает: - Пока еще да,

Но боль ему не дает распрямиться.

А он еще шутит: "Мол, вот беда

Левая плоскость моя никуда!

Скорее всего перелом ключицы..."

Где-то буран, ни огня, ни звезды

Над местом аварии самолета.

Лишь снег заметает обломков следы

Да замерзающего пилота.

Ищут тракторы день и ночь,

Да только впустую. До слез обидно.

Разве найти тут, разве помочь -

Руки в полуметре от фар не видно?

А он понимает, а он и не ждет,

Лежа в ложбинке, что станет гробом.

Трактор если даже придет,

То все равно в двух шагах пройдет

И не заметит его под сугробом.

Сейчас любая зазря операция.

И все-таки жизнь покуда слышна.

Слышна ведь его портативная рация

Чудом каким-то, но спасена.

Встать бы, но боль обжигает бок,

Теплой крови полон сапог,

Она, остывая, смерзается в лед,

Снег набивается в нос и рот.

Что перебито? Понять нельзя.

Но только не двинуться, не шагнуть!

Вот и окончен, видать, твой путь!

А где-то сынишка, жена, друзья...

Где-то комната, свет, тепло...

Не надо об этом! В глазах темнеет...

Снегом, наверно, на метр замело.

Тело сонливо деревенеет...

А в шлемофоне звучат слова:

- Алло! Ты слышишь? Держись, дружище -

Тупо кружится голова...

- Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..

Мужайся? Да что он, пацан или трус?!

В каких ведь бывал переделках грозных.

- Спасибо... Вас понял... Пока держусь! -

А про себя добавляет: "Боюсь,

Что будет все, кажется, слишком поздно..."

Совсем чугунная голова.

Кончаются в рации батареи.

Их хватит еще на час или два.

Как бревна руки... спина немеет...

- Алло!- это, кажется, генерал.-

Держитесь, родной, вас найдут, откопают...-

Странно: слова звенят, как кристалл,

Бьются, стучат, как в броню металл,

А в мозг остывший почти не влетают...

Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,

Как мало, наверное, необходимо:

Замерзнув вконец, оказаться в тепле,

Где доброе слово да чай на столе,

Спирта глоток да затяжка дыма...

Опять в шлемофоне шуршит тишина.

Потом сквозь метельное завыванье:

- Алло! Здесь в рубке твоя жена!

Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!

С минуту гуденье тугой волны,

Какие-то шорохи, трески, писки,

И вдруг далекий голос жены,

До боли знакомый, до жути близкий!

- Не знаю, что делать и что сказать.

Милый, ты сам ведь отлично знаешь,

Что, если даже совсем замерзаешь,

Надо выдержать, устоять!

Хорошая, светлая, дорогая!

Ну как объяснить ей в конце концов,

Что он не нарочно же здесь погибает,

Что боль даже слабо вздохнуть мешает

И правде надо смотреть в лицо.

- Послушай! Синоптики дали ответ:

Буран окончится через сутки.

Продержишься? Да?

- К сожалению, нет...

- Как нет? Да ты не в своем рассудке!

Увы, все глуше звучат слова.

Развязка, вот она - как ни тяжко.

Живет еще только одна голова,

А тело - остывшая деревяшка.

А голос кричит: - Ты слышишь, ты слышишь?!

Держись! Часов через пять рассвет.

Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!

Ну есть ли хоть шанс?

- К сожалению, нет...

Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.

Как трудно последний привет послать!

И вдруг: - Раз так, я должна сказать! -

Голос резкий, нельзя узнать.

Странно. Что это может значить?

- Поверь, мне горько тебе говорить.

Еще вчера я б от страха скрыла.

Но раз ты сказал, что тебе не дожить,

То лучше, чтоб после себя не корить,

Сказать тебе коротко все, что было.

Знай же, что я дрянная жена

И стою любого худого слова.

Я вот уже год тебе не верна

И вот уже год, как люблю другого!

О, как я страдала, встречая пламя

Твоих горячих восточных глаз. -

Он молча слушал ее рассказ,

Слушал, может, последний раз,

Сухую былинку зажав зубами.

- Вот так целый год я лгала, скрывала,

Но это от страха, а не со зла.

- Скажи мне имя!..-

Она помолчала,

Потом, как ударив, имя сказала,

Лучшего друга его назвала!

Затем добавила торопливо:

- Мы улетаем на днях на юг.

Здесь трудно нам было бы жить счастливо.

Быть может, все это не так красиво,

Но он не совсем уж бесчестный друг.

Он просто не смел бы, не мог, как и я,

Выдержать, встретясь с твоими глазами.

За сына не бойся. Он едет с нами.

Теперь все заново: жизнь и семья.

Прости. Не ко времени эти слова.

Но больше не будет иного времени. -

Он слушает молча. Горит голова...

И словно бы молот стучит по темени...

- Как жаль, что тебе ничем не поможешь!

Судьба перепутала все пути.

Прощай! Не сердись и прости, если можешь!

За подлость и радость мою прости!

Полгода прошло или полчаса?

Наверно, кончились батареи.

Все дальше, все тише шумы... голоса...

Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!

Оно грохочет и бьет в виски!

Оно полыхает огнем и ядом.

Оно разрывается на куски!

Что больше в нем: ярости или тоски?

Взвешивать поздно, да и не надо!

Обида волной заливает кровь.

Перед глазами сплошной туман.

Где дружба на свете и где любовь?

Их нету! И ветер как эхо вновь:

Их нету! Все подлость и все обман!

Ему в снегу суждено подыхать,

Как псу, коченея под стоны вьюги,

Чтоб два предателя там, на юге,

Со смехом бутылку открыв на досуге,

Могли поминки по нем справлять?!

Они совсем затиранят мальца

И будут усердствовать до конца,

Чтоб вбить ему в голову имя другого

И вырвать из памяти имя отца!

И все-таки светлая вера дана

Душонке трехлетнего пацана.

Сын слушает гул самолетов и ждет.

А он замерзает, а он не придет!

Сердце грохочет, стучит в виски,

Взведенное, словно курок нагана.

От нежности, ярости и тоски

Оно разрывается на куски.

А все-таки рано сдаваться, рано!

Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?

Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!

Чудо? Вы скажете, нужно чудо?

Так пусть же! Считайте, что чудо есть!

Надо любою ценой подняться

И всем существом, устремясь вперед,

Грудью от мерзлой земли оторваться,

Как самолет, что не хочет сдаваться,

А сбитый, снова идет на взлет!

Боль подступает такая, что кажется,

Замертво рухнешь назад, ничком!

И все-таки он, хрипя, поднимается.

Чудо, как видите, совершается!

Впрочем, о чуде потом, потом...

Швыряет буран ледяную соль,

Но тело горит, будто жарким летом,

Сердце колотится в горле где-то,

Багровая ярость да черная боль!

Вдали сквозь дикую карусель

Глаза мальчишки, что верно ждут,

Они большие, во всю метель,

Они, как компас, его ведут!

- Не выйдет! Неправда, не пропаду! -

Он жив. Он двигается, ползет!

Встает, качается на ходу,

Падает снова и вновь встает...

II

К полудню буран захирел и сдал.

Упал и рассыпался вдруг на части.

Упал, будто срезанный наповал,

Выпустив солнце из белой пасти.

Он сдал, в предчувствии скорой весны,

Оставив после ночной операции

На чахлых кустах клочки седины,

Как белые флаги капитуляции.

Идет на бреющем вертолет,

Ломая безмолвие тишины.

Шестой разворот, седьмой разворот,

Он ищет... ищет... и вот, и вот -

Темная точка средь белизны!

Скорее! От рева земля тряслась.

Скорее! Ну что там: зверь? Человек?

Точка качнулась, приподнялась

И рухнула снова в глубокий снег...

Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп!

Ровно и плавно гудят машины.

И первой без лесенки прямо в сугроб

Метнулась женщина из кабины!

Припала к мужу: - Ты жив, ты жив!

Я знала... Все будет так, не иначе!..-

И, шею бережно обхватив,

Что-то шептала, смеясь и плача.

Дрожа, целовала, как в полусне,

Замерзшие руки, лицо и губы.

А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:

- Не смей... ты сама же сказала мне..

- Молчи! Не надо! Все бред, все бред!

Какой же меркой меня ты мерил?

Как мог ты верить?! А впрочем, нет,

Какое счастье, что ты поверил!

Я знала, я знала характер твой!

Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви!

И нужен был шанс, последний, любой!

А ненависть может гореть порой

Даже сильней любви!

И вот, говорю, а сама трясусь,

Играю какого-то подлеца.

И все боюсь, что сейчас сорвусь,

Что-нибудь выкрикну, разревусь,

Не выдержав до конца!

Прости же за горечь, любимый мой!

Всю жизнь за один, за один твой взгляд,

Да я, как дура, пойду за тобой,

Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!

И были такими глаза ее,

Глаза, что любили и тосковали,

Таким они светом сейчас сияли,

Что он посмотрел в них и понял все!

И, полузамерзший, полуживой,

Он стал вдруг счастливейшим на планете.

Ненависть, как ни сильна порой,

Не самая сильная вещь на свете!

[Vika]

Автор невідомий, знайшла в неті:

В жизни нет ничего вечного:

Ни друзей, ни любви, ни времени.

И, порою, каждого встречного

Одиночество бьет по темени.

***

Среди стольких людей забытая,

Одна и в беде, и в радости,

Сижу с душою размытою,

И вижу картины старости.

***

Разбросало нас по окраинам…

Ни звонка тебе, ни сообщения,

Телефон оглушает молчанием,

А душа порождает сомнения.

***

Мешает спать одиночество,

Надоело сидеть взаперти.

Вот и сбылось твое пророчество –

От друзей только след на скатерти…

Автор невідомий, знайшла в неті:

Каждый супруг достоин супруга,

Если ты – друг, найдётся подруга.

Каждому в мире назначена пара,

Если ты – шар, то тебе будет шара!

Так при кобыле всегда рядом конь –

Не уживутся вода и огонь!

Значит, козлу жить придётся с козою,

Если кабан, то жене быть свиньёю.

Если твой муж – кобелина, наука:

Будет женою ему только с.ка!

[Vika]

Александр Блок

***

Когда вы стоите на моем пути,

Такая живая, такая красивая,

Но такая измученная,

Говорите все о печальном,

Думаете о смерти,

Никого не любите

И презираете свою красоту —

Что же? Разве я обижу вас?

О, нет! Ведь я не насильник,

Не обманщик и не гордец,

Хотя много знаю,

Слишком много думаю с детства

И слишком занят собой.

Ведь я — сочинитель,

Человек, называющий все по имени,

Отнимающий аромат у живого цветка.

Сколько ни говорите о печальном,

Сколько ни размышляйте о концах и началах,

Все же, я смею думать,

Что вам только пятнадцать лет.

И потому я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и о небе.

Право, я буду рад за вас,

Так как — только влюбленный

Имеет право на звание человека.

[Samhayne]

По улице моей который год

звучат шаги - мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,

нет в их домах ни музыки, ни пенья,

и лишь, как прежде, девочки Дега

голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх

вас, беззащитных, среди этой ночи.

К предательству таинственная страсть,

друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!

Твой баловень, обласканный тобою,

утешусь, прислонясь к твоей груди,

умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,

на том конце замедленного жеста

найти листву, и поднести к лицу,

и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,

твоих концертов строгие мотивы,

и - мудрая - я позабуду тех,

кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам,

объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,

из бедного невежества былого

друзей моих прекрасные черты

появятся и растворятся снова.

(с) Белла Ахмадулина

[talja]

Не дай мне Бог такою стать как все.

Усталой, грустной...с цвелыми глазами.

И прятать свой еще веселый смех...

За просто так ...текущими слезами.

Спаси меня от ...ревности...и зла.

От предрассудков ...что нас убивают.

И сделай чтоб по жизни пронесла...

Всю гамму чувств...в которых я растаю.

Я не хочу украдкой пить Любовь...

С бокала ...что другие не допили.

Мой Бог, позволь мне быть всегда...собой.

Не отнимай...подаренные крылья

Євтушенко

[Mala]

Наверно, это попросту усталость,—

ничто ведь не проходит без следа.

Как ни верти,

а крепко мне досталось

за эти неуютные года.

И эта постоянная бездомность,

и эти пересуды за спиной,

и страшной безнадежности бездонность,

встававшая везде передо мной,

и эти горы голые,и море

пустынное,без паруса вдали,

и это равнодушие немое

травы и неба,—

леса и земли...

А может быть, я только что родилась,

как бабочка, что куколкой была?

Еще не высохли, не распрямились

два беспощадно скомканных крыла?

А может, даже к лучшему, не знаю,

те годы пустоты и маеты?

Вдруг полечу еще и засверкаю,

и на меня порадуешься ты?

(с)

[Mala]

Недумано, негадано, забігла в глухомань,

Де сосни пахнуть ладаном

в кадильницях світань,

Де вечір пахне м"ятою, аж холодно джмелю

А я тебе, а я тебе, а я тебе люблю

Ловлю твоє проміння скрізь музику беріз

Люблю до оніміння, до стогону, до сліз...

Без коньяку й шампана, і вже без вороття

Я п"яна, п"яна, п"яна на все своє життя....

Л.Костенко

[laska]

Щось зрушилося в світі: хтось кричав

Крізь ніч моє ім'я, неначе на тортурах,

І хтось на ганку листям шарудів,

Перевертався і не міг заснути.

Я вчилася науки розставань:

Науки розрізняти біль недужний

І біль животворящий (хтось писав

Листи до мене й кидав їх у грубку,

Рядка недописавши). Хтось чекав

Чогось від мене, але я мовчала:

Я вчилася науки розставань...

Оксана Забужко

[Varvara]

Теж її люблю. Талант. А ото з мого недавнього/вчорашнього...

Є така тиша якої не пережити,

Не перетерти сухими як пил устами.

Є така тиша, яка протече крізь сито

звуків набухлих і вже проросте квітками.

На чорній розритій землі…

Є такий холод.. Уже і не відігріти.

Смертно-смертельний. Беззвучна моя офіра.

Зимні тортури: ілюзія зливи й літа.

Лід розростається. Лід вже не знає міри.

У білій холодній мені…

Є таке слово: скажи і усе розтане.

Лід на сивіючих скронях, сухих долонях.

Зникне той холод, беззвучна його омана.

Сонце. Проміння. Жевріюче листя...

Сонях...

В моїй весні.

[Mala]

повтори

Не торкайся спогадів -

бо обпалять.

Не ходи край пам'яті -

бо впадеш.

Як тоненький льодик ти

проламаєш -

В крижаницю зимную

упірнеш.

І судомно подих враз

перехопиться,

Погасивши зойк німий

на вустах..

Хтось гортає пам'ятки -

сум закропиться,

хтось - сахнеться болісно,

наче птах.

***

Не ключі від серця,

Двері загубилися..

І стоїть моя розхристана душа.

Недоспівані малята притулилися

До спідниць із м'яти й спориша.

Нащо, серце, нащо повінчалося

Ти дочасу з тим, хто не прийде?..

Нащо ти від мене одпручалося,

Так що не знайду тебе ніде..

smijana

[Luychi]

Я место ищу для могилы,

Не знаешь ли, где светлей?

Так холодно в поле. Унылы

У моря груды камней.

А она привыкла к покою

И любит солнечный свет.

Я келью над ней построю,

Как дом наш, на много лет.

Меж окнами будет дверца,

Лампадку внутри зажжём,

Как будто тёмное сердце

Алым горит огнём.

Она бредила, знаешь, больная,

Про иной, про небесный край,

Но сказал монах, укоряя:

“не для вас, не для грешных рай”.

И тогда, побелев от боли,

Прошептала: “Уйду с тобой”.

Вот одни мы теперь на воле,

И у ног голубой прибой.

Анна Ахматова

[Olesya]

Оксана ЗАБУЖКО

НОВИЙ ЗАКОН АРХІМЕДА

— так, за переказом, мовив занурений у роздуми Архімед римському леґіонерові, коли римське військо взяло Сіракузи.

NB: коло для давніх греків — не тільки форма запису думки, а й символ цілости та суверенности духовного життя взагалі.

Не руш моїх кіл — мої кола тобі не належать.

Ген-ген пароплавчик із морем зшива небосхил,

Потроху штормить, і безлюдніє пляж. Починається нежить.

Збирай рушники й парасолі — не руш моїх кіл.

Вони самоправні — як в камінь вціловані морем,

Але і зникомі — піском-попід-вітром крихкі…

Як завтра наш світ упаде, мов Содом і Гоморра,

То власне тому, що над міру винищував кіл!

А я свої довго плекала (ховала, ростила…) —

Аж врешті крізь них проступило, мов фосфор, різким,

Що — ні, не бувається ближче, ніж тіло до тіла,

У нашому світі!

Ніколи.

Ні в чому.

Ні з ким.

При чім же тут тіло?! О дзеркало, хто ця кобіта?..

А ти їй смієшся — мов зараз готовий на скін,

І все, що я можу насправді для тебе зробити, —

Кохати тебе, як пред Богом і морем: НЕ рушачи кіл!

Про це — всі дерева-і-птахи (лопочучим листям!),

І риби у морі, і звірі у полі — про це ж:

Не руш моїх кіл! — бо нема в них для тебе користі,

Бо поза своїми — нічого в життю не знайдеш!

О, знав-таки мудрий, що каже, що так загаратав

Напаснику в очі — на двадцять потомних віків!..

І мовлю по-еллінськи: “ме му тос кікльос тарате”, —

Мужчинам,

Імперіям,

Часу:

Не руш моїх кіл.

[talja]

МАМОЧКА,ЗАЩИТИ !!!!

Одиноко брела старушка через двор, по дороге домой.

А немного поодаль девчушка испугалась собаки хромой.

Громко всхлипнула, задрожала; куклу Машу прижав к груди,

К своей матери подбежала с криком: «Мамочка, защити!»

Мама дочери улыбнулась, приголубила, наклонясь.

А старушка, вдруг пошатнулась и осела, за сердце держась.

Не внезапность в том крике звонком

Довершила в груди надлом –

Фраза, сказанная ребёнком, ей напомнила о былом:

Годы молодости беспечной… Он уверенность ей внушал;

Говорил о любви сердечной, но узнав про «живот» – сбежал.

«Коль ему не нужна забота, то и мне» – рассуждала мать.

А внутри незаметный Кто-то о себе ей давал понять:

«Это я, это твой ребёнок. Ты не видишь, но можешь узнать.

Потерпи, наберусь силёнок, чтобы вскоре тебя обнять.

В эту трудную жизни минуту ни отца, ни себя не кори.

Я тебе улыбаться буду на кроватке в лучах зари.

От тебя попрошу лишь ласки – пусть хоть изредка, перед сном

Почитай мне из книжки сказки: «Теремок» или «Кошкин дом».

Не заметишь, как возрастая, я помощником стану тебе.

Я любить тебя, дорогая, буду в радости и в беде…»

Только голос тот не желала слушать девушка: «Точка. Нет!»

И решительно постучала в час назначенный в кабинет.

Ей хотелось «освободиться»… Дан наркоз и подходит врач.

Но внезапно, сквозь сон девица услыхала младенца плач.

Что казалось совсем не важным, то стонало, кричало в груди:

«Нет, не надо!.. Прошу!.. Мне страшно!..

Мама, мамочка, защити!..»

В тот ненастный осенний вечер дома девушке не спалось:

Больше детской не слышно речи – что-то в сердце оборвалось.

После – жизнь, словно третьего сорта.

В одиночестве стала стареть.

А не будь рокового аборта, уж могла бы внучат иметь…

Но сегодня, в одно мгновенье, вновь обрушилось словно гром

То далёкое преступленье, что скрывала в себе тайком.

Сердобольный народ собрался: Валидол положили в рот;

Парень вызвать врачей пытался, набирая несложный код.

Люди, медиков ожидая, созерцали, не в силах уйти,

Как несчастная, умирая, повторяла: «Прости, прости…»

Вдруг разгладились складки кожи и покой на лице застыл.

И сказал из толпы прохожий: «Видно Кто-то её простил».

Автор невідомий

[Vika]

Важко збагнути, що коїться з мовою.

Милою, ніжною, гнучко-шовковою.

Протягом низки останніх століть

Завдано скільки тобі лихоліть...

Дійсно, можливо привчити до іншої.

Hавіть гучнішої, мабуть, не гіршої...

Але музичність, барвистість поем

Гідно засвідчать - це мова богем!

(Євген Юхниця)

[Vika]

Ніхто не вірний Україні

так, як слово.

Ніхто не вірний Україні

так, як пісня.

Ніхто не має права говорити,

що Україні в душах наших тісно.

Ніхто не має права говорити,

що України вже нема на карті.

Ніхто не має права зневажати:

ми України поки що не варті.

(Ярина Черняк)

[madkot]

Вечный огонь - ну что же есть ты?

В теченьи времен тонут наши мечты.

И что будет дальше мы порою не зная,

Спокойно идем мир вокруг созерцая.

Ты дал нам покой, на все вопросы ответ,

Бережно мы исполняем обет.

И только лишь ты вдалеке возгорая,

Наши души от холода тьмы согреваешь.

В душе мы все вечны, как вечен и ты,

Порою беспечно воплощаем мечты.

Но только в конце мы все видим покой,

Так как жизнь наша здесь нам казалась игрой.

Мы играем с судьбою и со смертью играем,

И часто от этого много теряем.

Теряем и жизнь и все что связанно с ней

Потому что всегда мы во власти твоей.

(К.Б.13.08.1998)

[Korosy]

годинник йде.

а час

стоїть на місці.

------

стихи становятся короче.

как юбки у девченок.

видать, взрослеют.

[Olesya]

Чтобы снежную бабу лепить,

надо снежную бабу любить, -

потому что растает, растает...

Ах, зачем сердце врастает,

так навечно врастает в невечное,

в неувенчанное, в невенчанное?

Я леплю тебя, снежная баба.

Может, хуже еще, чем могла бы.

Мне порою совсем непонятно,

что теплом тебя можно убить!

Все равно не могу не лепить,

не выравнивать там, где помято.

Стать бы твердой, холодною, сильной,

неподвластной напрасной, сизифьей,

скоморошьей работе такой!

...Обжигающий, чистый, ранимый,

тает снег у меня под рукой.

***

Непрочность снега непорочна.

Теплом, как лыжами, примят,

о, как прекрасно и непрочно

посленим снегом светит март!

Его невечность так беспечна,

и беспечальна, и добра,

что я у снега - как у печки

или как будто у костра.

Есть много радостей у года -

авось и в них я угожу!

Учиться мужеству ухода

я вдоль по марту ухожу.

А в мире - словно на вокзале:

лишь вдаль и лишь - издалека.

И плачут светлыми слезами

сугробы, будто облака.

И невозможно осмеянье

всего, что, может, грех и смех,

а только - тихое сиянье,

которым обернется снег.

Римма Казакова.

P.S. Навіяло сьогодні березневим снігом...

[Mala]

***

Прийди. Вже пензлі ожили.

Я вся - чекання. Наче мокра глина.

Обмерзлі рани сонцем заживи.

У мушлі зимних днів душі перлина

Втомилася намарне лити щем

На темні силуети піднебесся..

Прийди! Вітрами, запахом, дощем!

Весна. Чекаю. Як пришестя..

***

Як жінка оживає від любові,

Проміниться пелюсточками вуст

І сходить сонечком у кожнім своїм слові,

І огорта туманами спокус –

Так і весна пробуджує на світі

Все ясне, все зелене, все живе.

І знову всі галузки – соковиті.

І знову щось бентежить і зове.

smijana

[Varvara]

О, дуже гарно!

Я - ніхто серед сірого пилу і вічних застуд.

Ані ті, ані інші до себе мене не беруть.

Я здавалась легкою. Тепер я отруйна мов ртуть.

По-дитячому боляче й щемко. Я тут і не тут.

Я - ніхто серед цукру, ванілі і пишних розмов.

Загірка, засолона... За... Просто не та і не тим.

Їхня їжа – це сміх, почуття – перестояний дим.

По-дорослому важко і гидко зіграти любов.

Я - не я. З цим пора вже кінчати. Бо хто як не я

Порятую себе ж від... Скажімо... Ні, далі не слова.

Це все пил, це все вітер, це сон. Це все ніч і полова.

Або холодно надто і вікон багато. І я...

Гортаєш блокнот. Імена і старі телефони.

І цифри як листя торішнє – щемке і знайоме.

Тобі не подзвонять і ти вже тепер не подзвониш.

Навіщо цей спогад? Минуле так часто зникоме…

Гортаєш себе. Розлітається листя зотліле.

Навіщо цей безум. Назавше відріж і не зміряй.

Ти ще пам’ятаєш? Ми в полум’ї мліли й горіли.

В останньому полум’ї літа ти цілив у вирій.

Розводжу безсоння у горщиках з синьої глини.

Мої підвіконня холодні, і ти їм не личиш.

Ніхто вже не винний, ти чуєш?! Ніхто вже не винний.

Самотність це навіть мода, самотність – це звичай.

[Caprichos]

Самотність це навіть мода, самотність – це звичай.

тут немає помилки? бо якось не звучить...

[Vika]

Василь Слапчук

До лiсу... В лiс... У хижакiв

знайти притулок, наче в друзiв,

i дати вихiд чорнiй тузi,

i вити вовком мiж вовкiв.

До лiсу... В лiс... Посеред ночi...

Лежу нi мертвий нi живий.

Нанизую зеленi очi

на жовтий струмiнь дощовий.

До лiсу ... В лiс... Ледь-ледь добрiв...

Тут лиця з нiмбами й рогами...

Землi немає пiд ногами,

немає неба угорi.

До лiсу ... В лiс ... Тебе немає...

Не буде... Не було. Нема...

До лiсу з тiнню забiгаю,

iз лiсу тiнь бiжить сама.

[Vika]

...

С давних лет я любил не спектакль,

А скорей подготовку к спектаклю,

Я смотрел как из волн возникало

Движенье единой реки,

Королей и принцесс наряжали в картон

И под бороды красили паклю,

Режиссер весь горел и от счастья и боли

Сжимал кулаки.

Даже самый бездарный актер

Для меня был предметом немого восторга,

Он творил чудеса, он играл

Чей-то сложный душевный конфликт.

Я с тех пор не привык их делить

На актеров второго и первого сорта.

Ведь они - это мы,

А разрыв между нами не так уж велик.

И порой я гляжу - мы актеры

Большого-большого театра.

Только вот режиссер

Отлучился куда-то на миг и пропал.

А способность играть обусловлена в сущности

Личным талантом,

Но не скажет никто, что за пьеса,

И скоро ль наступит финал.

Знать хотя бы на миг сколько актов

И сколько меж ними антрактов.

И чем кончится все,

И какая к финалу прибудет мораль.

И чтоб кто-то сказал,

Ваша рель исполняется так-то и так-то.

Но не скажет никто, а уставших актеров

Так искренно жаль...

А. Макаревич