Віршографія

[speaker]

Майк Науменко

Золотые Львы

Я не знал, куда я шел, но я шел с тобой,

И ветер почему-то всегда дул мне прямо в грудь.

И когда дорогу преградил обрыв,

Я не смог найти в себе сил, чтоб в него заглянуть.

Ты видела шрамы на моих руках,

Но чужие раны не так глубоки,

И мой огонь горел, он горит и сейчас,

Но праздники были еще далеки,

Они не наступили...

И солнце садилось в горящую нефть,

И тень твоя стала короче других теней.

И всадник подъехал к моим дверям,

Но он не принес от тебя никаких новостей.

И ангелы осени были в тысячу раз

Добрей, чем ангелы весны.

Но чем холодней становилась зима,

Тем теплей становились сны.

Они меня согрели...

И я проснулся посредине реки,

Думая о том, как часто все бывает не так.

Течение несло меня на скалу,

А с берега я слышал лай голодных собак.

И я тонул, но ты не могла,

А может не хотела меня спасти.

Но тот, который стоял на мосту,

Зачем-то сказал, куда мне грести.

И я выплыл...

Я так давно не знал покоя,

Что я успел забыть, что такое покой.

И я поцеловал золотого льва,

Который охранял границу между мной и тобой.

И в этот час рыбы легли на дно,

И дождь уснул в молчанье травы.

Я знал - другого не дано,

Но кто мог, что это скажешь мне ты.

Ты сказала...

Ты сделала больно всем, кого я любил,

И молчанье твое было слишком похоже на ложь,

Но мне важно лишь то, что ты жива,

Мне наплевать на то, с кем ты живешь!

Вчера ты спросила, как мои дела,

И я не знал, что ответить тебе.

И я подлил тебе вина,

Но почему-то забыл подлить его себе.

Я забыл...

Но время идет, и не ждет никого,

И как я ни старался, я не смог ничего забыть.

И все мои друзья живут рядом со мной,

Но меня удивляет, как они могут так жить?

Ты никогда, как плохо мне было,

И какую боль я разжег в себе,

И мне всегда будет больно от того, что я

Никогда не узнаю ничего о тебе.

Но я люблю тебя...

[Luychi]

Так ніхто не кохав. Через тисячі літ

лиш приходить подібне кохання.

В день такий розцвітає весна на землі

І земля убирається зрання..

Дише тихо і легко в синяву вона,

простягає до зір свої руки...

В день такий на землі розцвітає весна

і тремтить од солодкої муки...

В'яне серце моє од щасливих очей,

що горять в тумані наді мною...

Розливається кров і по жилах тече,

ніби пахне вона лободою...

Гей, ви, зорі ясні!.. Тихий місяцю мій!..

Де ви бачили більше кохання?..

Я для неї зірву Оріон золотий,

я - поет робітничої рані...

Так ніхто не кохав. Через тисячі літ

лиш приходить подібне кохання.

В день такий розцвітає весна на землі

І земля убирається зрання..

Дише тихо і легко в синяву вона,

простягає до зір свої руки...

В день такий на землі розцвітає весна

і тремтить од солодкої муки...

[Mala]

Можливо, трошки невчасно, але мені сподобались такі рядки

****

Играл как будто пианист-

То мелкий дождь стучал по крыше

Он и не то чтобы артист...,

Его не встретишь на афише...

Но музыкант всеж не простой-

В нем много легкости и страсти...

Весь мир желтеющей листвой

Мечтал: «К его ногам упасть бы...»

А дождь играл и был хорош,

И устилался мир листвою.

Вздыхал лишь дворник: «Ну и что ж-

Теперь и я чего-то стою!

Теперь и сам я виртуоз-

Ведь, не работаю - танцую...

Среди летящих желтых слез,

Осенней площади к лицу я!»

( Светозар)

[speaker]

Майк Науменко

Седьмая Глава

Ты придешь ко мне ровно в полночь, разбудишь мой спящий звонок.

Ты скажешь мне: "Какая чудесная ночь! "

Я отвечу: "Да, но я одинок".

И я заварю тебе свежий чай и достану из бара вино

И выключу свой телевизор, не успев досмотреть кино.

Мы будем говорить о прекрасных вещах, играть словами, как в биллиард,

И ты построишь мне сотню воздушных замков и один небольшой зоопарк...

Но, увы! Я знаю, что мне нельзя верить всем твоим словам -

Слова для тебя значат больше, чем дело, но это ничего - я грешил этим сам.

Ты скажешь, что жизнь - это великая вещь и выдашь "семерку" за туз,

И я тебе сыграю свой рок-н-ролл, и я тебе спою новый блюз...

И ты, конечно, похвалишь меня и я тебе в ответ улыбнусь -

"Я знаю, нам трудно понять друг друга, но ты вежлив и я не сержусь".

И когда за окном забрезжит рассвет я скажу: "Не пора ли нам спать? "

И я постелю себе на полу, а тебя уложу на кровать.

И вот, когда, наконец, я засну, уняв предрассветную дрожь,

Ты встанешь и улыбнешься, как ангел, и вонзишь мне в спину свой нож

И вытрешь с лезвия кровь и ляжешь спать... И во сне ты увидишь себя...

И утром я встану первый, приготовлю кофе и торт,

Поставлю T-Rex, и тебя разбудит бодрый мажорный аккорд.

И выпив свой кофе ты куда-то уйдешь, махнув мне на прощанье рукой,

А я отмою с паркета кровь и обрету свой душевный покой.

[Luychi]

ПЛЯСКИ СМЕРТИ

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей...

Живые спят. Мертвец встает из гроба,

И в банк идет, и в суд идет, в сенат...

Чем ночь белее, тем чернее злоба,

И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.

Присутствие кончается. И вот —

Нашептывает он, виляя задом,

Сенатору скабрезный анекдот...

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью

Прохожих, и дома, и прочий вздор...

А мертвеца — к другому безобразью

Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный

Спешит мертвец. На нем — изящный фрак.

Его дарят улыбкой благосклонной

Хозяйка — дура и супруг — дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,

Но лязг костей музыкой заглушон...

Он крепко жмет приятельские руки —

Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами

С подругою — она, как он, мертва.

За их условно-светскими речами

Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале». —

«Усталый друг, могила холодна». —

«Уж полночь». — «Да, но вы не приглашали

На вальс NN. Она в вас влюблена...»

А там — NN уж ищет взором страстным

Его, его — с волнением в крови...

В ее лице, девически прекрасном,

Бессмысленный восторг живой любви...

Он шепчет ей незначащие речи,

Пленительные для живых слова,

И смотрит он, как розовеют плечи,

Как на плечо склонилась голова...

И острый яд привычно-светской злости

С нездешней злостью расточает он...

«Как он умен! Как он в меня влюблен!»

В ее ушах — нездешний, странный звон:

То кости лязгают о кости.

19 февраля 1912

[Liberta]

Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,

Чрез благовест, чрез клик колес,

Перенестись туда,где ливень

Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,

С деревьев тысячи грачей

Сорвутся в лужи и обрушат

Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,

И ветер криками изрыт,

И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд.

[Liberta]

Друнина Юлия

Любовь

Опять лежишь в ночи, глаза открыв,

И старый спор сама с собой ведешь.

Ты говоришь:

- Не так уж он красив! -

А сердце отвечает:

- Ну и что ж!

Все не идет к тебе проклятый сон,

Все думаешь, где истина, где ложь...

Ты говоришь:

- Не так уж он умен! -

А сердце отвечает:

- Ну и что ж!

Тогда в тебе рождается испуг,

Все падает, все рушится вокруг.

И говоришь ты сердцу:

- Пропадешь!-

А сердце отвечает:

- Ну и что ж!

[Mala]

В. Симоненко

Світ який - мереживо казкове!..

Світ який - ні краю ні кінця!

Зорі й трави, мрево світанкове,

Магія коханого лиця.

Світе мій гучний, мільйонноокий,

Пристрасний, збурунений, німий,

Ніжний, і ласкавий, і жорстокий,

Дай мені свій простір і неспокій,

Сонцем душу жадібну налий!

Дай мені у думку динаміту,

Дай мені любові, дай добра,

Гуркочи у долю мою, світе,

Хвилями прадавнього Дніпра.

Не шкодуй добра мені, людині,

Щастя не жалій моїм літам -

Все одно ті скарби по краплині

Я тобі закохано віддам.

[Yuliya]

ВОСПОМИНАНИЕ

Когда для смертного умолкнет шумный день,

И на немые стогны града

Полупрозрачная наляжет ночи тень

И сон, дневных трудов награда,

В то время для меня влачатся в тишине

Часы томительного бденья:

В бездействии ночном живей горят во мне

Змеи сердечной угрызенья;

Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,

Теснится тяжких дум избыток;

Воспоминание безмолвно предо мной

Свой длинный развивает свиток;

И с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

О.С.Пушкін

[Ko3bMa]

повтор, в "правильну" тему)

Константин Симонов "ПЕСНЯ ВОЕННЫХ КОРРЕСПОНДЕНТОВ"

От Москвы до Бреста

Нет такого места,

Где бы не скитались мы в пыли.

С лейкой и с блокнотом,

А то и с пулеметом

Сквозь огонь и стужу мы прошли.

Без глотка, товарищ,

Песню не заваришь,

Так давай по маленькой нальем.

Выпьем за писавших,

Выпьем за снимавших,

Выпьем за шагавших под огнем!

Есть, чтоб выпить, повод —

За военный провод,

За У-2, за эмку, за успех.

Как пешком шагали,

Как плечом толкали,

Как мы поспевали раньше всех.

От ветров и водки

Хрипли наши глотки,

Но мы скажем тем, кто упрекнет:

«С наше покочуйте,

С наше поночуйте,

С наше повоюйте хоть бы год!»

Там, где мы бывали,

Нам танков не давали —

Но мы не терялись никогда.

На пикапе драном

И с одним наганом

Первыми въезжали в города.

Так выпьем за победу,

За нашу газету.

А не доживем, мой дорогой,

Кто-нибудь услышит,

Снимет и напишет,

Кто-нибудь помянет нас с тобой!

[Yuliya]

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя,

То по кровле обветшалой

Вдруг соломой зашумит,

То, как путник запоздалый,

К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужка

И печальна и темна.

Что же ты, моя старушка,

Приумолкла у окна?

Или бури завываньем

Ты, мой друг, утомлена,

Или дремлешь под жужжаньем

Своего веретена?

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила;

Спой мне песню, как девица

За водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет,

То заплачет, как дитя.

Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей.

О.С.Пушкін

[Liberta]

Константин Симонов "ПЕСНЯ ВОЕННЫХ КОРРЕСПОНДЕНТОВ"

подобалось, поки не прочитала "В круге первом":

"Эрик! А у вас на участке "песню фронтовых корреспондентов" пели?

-- Ну, как же!

-- Нэра! Нэра! -- позвал Галахов. -- Иди сюда!

"Фронтовую корреспондентскую" -- спо?м, помогай! Динэра подошла, тряхнула головой:

-- Извольте, друзья! Извольте! Я и сама фронтовичка!

Радиолу выключили, и они запели втро?м, недостаток музыкальности искупая искренностью:

От Москвы до Бреста

Нет на фронте места...

Стягивались слушать их. Молод?жь с любопытством глазела на знаменитость, которую не каждый день увидишь.

От ветров и водки

Хрипли наши глотки,

Но мы скажем тем, кто упрекн?т...

Едва началась эта песня, Щагов, сохраняя вс? ту же улыбку, внутренне охолодел, и ему стало стыдно перед теми, кого здесь, конечно, не было, кто глотали днепровскую волну ещ? в Сорок Первом и грызли новгородскую хвойку в Сорок Втором. Эти сочинители мало знали тот фронт, который обратили теперь в святыню. Даже смелейшие из корреспондентов вс? равно от строевиков отличались так же непереходимо, как пашущий землю граф от мужика-пахаря: они не были уставом и приказом связаны с боевым порядком, и потому никто не возбранял им и не поставил бы в измену испуг, спасение собственной жизни, бегство с плацдарма. Отсюда зияла пропасть между психологией строевика, чьи ноги вросли в землю передовой, которому не деться никуда, а может быть тут и погибнуть, -- и корреспондента с крылышками,

который через два дня поспеет на свою московскую квартиру. Да ещ?: откуда у них столько водки, что даже хрипли глотки? Из пайка командарма? Солдату перед наступлением дают двести, сто пятьдесят...

Там, где мы бывали,

Нам танков не давали,

Репорт?р погибнет -- не беда,

И на "эмке" драной

С кобурой нагана

Первыми вступали в города!

Это "первыми вступали в города" были -- два-три анекдота, когда, плохо разбираясь в топографической карте, корреспонденты по хорошей дороге (по плохой "эмка" не шла) заскакивали в "ничей" город и, как ошпаренные, вырывались оттуда назад.

А Иннокентий, со свешенною головою, слушал и понимал песню еще по-своему. Войны он не знал совсем, но знал положение наших корреспондентов. Наш корреспондент совсем не был тем беднягою-репорт?ром, каким изображался в этом стихе. Он не терял работы, опоздав с сенсацией. Наш корреспондент, едва только показывал свою книжечку, уже был принимаем как важный начальник, как имеющий право давать установки. Он мог добыть сведения верные, а мог и неверные, мог сообщить их в газету вовремя или с опозданием, -- карьера его

зависела не от этого, а от правильного мировоззрения. Имея же правильное мировоззрение, корреспондент не имел большой нужды и лезть на такой плацдарм или в такое пекло: свою корреспонденцию он мог написать и в тылу."

[Mala]

Село

Корови моляться до сонця,

Що полум'яним сходить маком.

Струнка тополя тонша й тонша,

Мов дерево ставало б птахом.

Від воза місяць відпрягають.

Широке, конопляне небо.

Обвіяна далінь безкрая,

І в сивім димі лісу гребінь.

З гір яворове листя лине.

Кужіль, і півень, і колиска.

Вливається день до долини,

Мов свіже молоко до миски.

Б.-І. Антонич

[Mala]

До українців

Я запитую в себе, питаю у вас, у людей,

Я питаю в книжок, роззираюсь на кожній сторінці:

Де той рік, де той проклятий тиждень і день,

Коли ми, українці, забули, що ми українці?

І що є в нас душа, повна власних чеснот і щедрот,

І що є у нас дума, яка ще од Байди нам в'ється,

І що ми на Вкраїні - таки український народ,

А не просто населення, як це у звітах дається.

І що хміль наш - у пісні, а не у барилах вина.

І що щедрість - в серцях, а не лиш у крамничних вітринах.

І що є у нас мова, і що українська вона,

Без якої наш край - територія, а не Вкраїна.

Я до себе каже і до кожного з вас - Говори!

Говоримо усі, хоч ми й добре навчились мовчати!

Запитайте у себе: відколи, з якої пори

Почали українці себе у собі забувати?

Запитаймо й про те, як ми дружно дійшли до буття,

У якому свідомості нашій збагнути незмога,

Чим солодший од меду нам видався чад забуття

Рідних слів, і пісень, і джерел, і стежок від порога.

Українці мої! То вкраїнці ми з вами, чи як?

Чи в "моголах" і вмерти судила нам доля пихата?

Чи в могили й забрати судилось нам наш переляк,

Що розцвів нам у думах смиренністю "меншого брата"?

Українці мої! Як гірчать мені власні слова...

Знаю добре, що й вам вони теж - не солодкі гостинці.

Але мушу казати, бо серце, мов свічка, сплива,

Коли бачу, як люто себе зневажають вкраїнці.

Я вже й сам ладен мовить: "Воно тобі треба?.. Стерпи!"

Тільки ж хочу, вкраїнці, спитати у вас нелукаво:

Ради кого Шевченкові йти було в Орські степи?

Ради кого ховати свій біль за солдатську халяву?

То хіба ж не впаде, не закотиться наша зоря,

І хіба не зотліє на тлін українство між нами,

Коли навіть на згарищі долі й зорі Кобзаря

Ми і досі спокійно себе почуваєм хохлами?

Українці мої! Дай вам Боже і щастя, і сил.

Можна жити й хохлом, і не згіркне від того хлібина.

Тільки хто ж колись небо нахилить до Ваших могил,

Як не зраджена вами, зневажена вами Вкраїна...

В.Баранов

[Luychi]

УКРАЇНІ

Україно моя! Чисті хвилі ланів,

Променисті міста, голубінь легкокрила!

Україно! Сьогодні звірів-ворогів

Ти грудьми вогняними зустріла.

Україно, живого труда сторона,

Зорі ясні, погожії, тихії води!

Україно! Ти в славній борні не одна,

В ній з тобою під стягом багряним — народи!

Мати ніжна моя! Знай: по бурі тяжкій

Перемога засяє дзвінка і погідна.

Славен буде в народах священний твій бій,

Славен серп твій і меч твій. Свята моя, рідна!

Максим РИЛЬСЬКИЙ

[Mala]

Галина Гордасевич

«А жінка в світ приходить для любові!»

А жінка в світ приходить для любові

Любити ляльку доки ще мала

Любити маму поки підросла

А тільки –но, як ступить за поріг

Любити небо і м‘який моріг.

Дім батьківський і квіти чорноброві

Бо жінка в світ приходить для любові.

Росте вона, ростуть її роки

Ростуть її і радості й надії

І от приходять роки молодії

По світу вже вона не йде – несеться !

Уважно прислухається до серця

Щоб в шумі літ і в шелесті дібров

Почути, що прийшла її любов

Ота любов, що перша і остання

Такої ще ні в кого не було !

І ти щаслива в серці в тебе рай

І відшумів весільний водограй.

І попливли літа, літа, літа….

Усіх годуєш, хоч сама голодна

І часом нерви стримати негодна

Та будеш захищати, як в бою

Оту сімейну каторгу свою.

І попливли літа, літа, літа…..

А що ? Якби усе почати знов ?

Оце той борщ щоденний – це любов,

Сорочка чисто випрана – любов

І очі діточок ясні – любов.

Все так було б, якби почати знов !

Жіноча доля в світі – це ЛЮБОВ !

[Mala]

* * *

Ти зіграла двісті ролей,

Різних безліч героїнь,

Та найкраща ти без гриму,

Божественна – без одінь.

Тільки будучи нагою

Граєш ти себе сама.

Присягаю, що артистки

В світі кращої нема.

І мене ти на актора

Обертаєш, та повір –

Текст для мене не напише

Ні Софокл, ані Шекспір.

Я мовчу. Я роздягаюсь.

Я долаю струс і стрес,

Я з тобою граю й граюсь

За сценарієм небес.

Дмитро Павличко

[Yuliya]

Николай Некрасов

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и не жившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим —

Нам рано предаваться ей!

Пока еще застенчиво и нежно

Свидание продлить желаешь ты,

Пока еще кипят во мне мятежно

Ревнивые тревоги и мечты —

Не торопи развязки неизбежной!

И без того она не далека:

Кипим сильней, последней жаждой полны,

Но в сердце тайный холод и тоска...

Так осенью бурливее река,

Но холодней бушующие волны...

[speaker]

Майк Науменко

Когда я знал тебя совсем другой

Когда-то ты жила рядом со мной,

И я был вхож в твой дом.

Я часто видел себя в твоих зеркалах,

Я любил играть с твоим котом.

Но время текло слишком быстрой рекой -

Ты не стала женой, я не стал звездой,

Но я часто вспоминаю те времена,

Когда я знал тебя совсем другой.

Ты верила в то, во что верить нельзя,

Но, ты знаешь, тебе это шло.

Ты видела свет, ты писала стихи -

Скажи, куда все это ушло?

Теперь ты стала совсем чужой,

Но твое число - девять, твой цвет - голубой -

Я помню все это с тех самых пор,

Когда я знал тебя совсем другой.

Ты помнишь, мы с тобой говорили о снах,

Теперь ты говоришь о деньгах.

Твой рот стал жестче, руки - смелей,

Но свет потух в твоих глазах.

Тебе нужна передышка, нужен покой,

Но на это наплевать тому, кто рядом с тобой.

Он очень мил, но он не знает о том,

Что когда-то ты была совсем другой.

Он носит странные вещи в гитарном чехле.

Он крайне доволен собой.

И вы проводите день в обсужденье того,

Кто стоит за чьей спиной.

И вы проводите ночь в ожидании дня.

День придет и уйдет, не оставив следа.

Я смотрю на вас и вспоминаю о том,

Что я когда-то знал тебя совсем другой.

Я посижу рядом с вами, я послушаю джаз

И даже поддержу разговор.

И когда, наконец, я захочу курить,

Ты прогонишь меня в коридор.

И когда соседи застучат за стеной,

Я посмотрю на часы, я пойду домой,

И дома я увижу сон о тех временах,

Когда я знал тебя совсем другой.

[speaker]

Майк Науменко

Женщина

Твоя плоть - как хлеб, твоя кровь - как вино

И листки твоих писем - как жесть,

Твои сны - как молитвы, глаза - как стекло

И твои оскорбленья - как лесть, но

Кто здесь есть, кто сможет удивить тебя?

Кто здесь есть, кто сможет подчинить тебя?

Но я бы не стал завидовать им,

Хоть на их месте мог быть и я...

Прости, но мне жаль тебя.

И ты умеешь быть слабой, и ты умеешь быть злой

И умеешь не верить словам,

Но ты не умеешь брать сразу все,

Зато ты берешь по частям, но

Кто здесь есть, кто сможет отказать тебе?

Кто здесь есть, кто сможет наказать тебя?

Но я бы не стал завидовать им,

Хоть на их месте мог быть и я...

Прости, но мне жаль тебя.

И в твоей колоде не хватает туза

И джокером служит валет

И имя знакомцам твоим - легион,

Но друзей, пожалуй что, нет, но

Кто здесь есть, кто сможет избежать тебя?

Кто здесь есть, кто сможет удержать тебя?

Но я бы не стал завидовать им,

Хоть на их месте мог быть и я...

Прости, но мне жаль тебя.

И ты всегда найдешь тех, кто накормит тебя,

И взамен ты кинешь им кость,

Тех, чей ветер наполнит твои глаза,

Тех, чей крест примет твой гвоздь,

Ты всегда найдешь тех, кто поможет тебе,

Кто возьмет на себя твою боль,

Тех, кто будет ранен в твоей войне -

Ты насыплешь им в раны соль, но

Кто здесь есть, кто сможет полюбить тебя?

Не за то, чего в тебе нет, а за то, что ты есть.

Кто здесь есть, кто сможет убедить тебя,

Что ты, в общем, такая же, как все?

Но я бы не стал завидовать им,

Хоть на их месте мог быть и я...

Прости, но мне жаль тебя.

[speaker]

Майк Науменко

Ночной гость

Сегодня ночью, где-то около трех часов,

Я поймал на себе чей-то взгляд.

Я оглянулся и в зеркале увидел его,

Я знал его много лет назад.

Мы уставились с ним друг на друга -

Я не знал, кто он, он не знал, кто я.

Я улыбнулся ему, он улыбнулся в ответ,

Я я решил, что мы с ним друзья.

Но я не знал, чего ему нужно,

Я не знал, о чем с ним говорить.

Я сказал: "Прости, уже поздно",

Но он не хотел уходить.

И я заглянул ему в глаза,

Но ничего не увидел в них.

Мне стало страшно: я никогда

Не видел глаз настолько чужих.

Он смотрел на меня с упреком,

Он смотрел на меня, как судья.

Я не мог оторвать свой взгляд,

Я не знал, где он, я не знал, где я.

И я подумал: если он пришел сегодня,

То завтра он вернется опять.

И я разбил это зеркало ко всем чертям

И с чистой душой лег спать.

[Blik]

До українців

Я запитую в себе, питаю у вас, у людей,

Я питаю в книжок, роззираюсь на кожній сторінці:

Де той рік, де той проклятий тиждень і день,

Коли ми, українці, забули, що ми українці?

І що є в нас душа, повна власних чеснот і щедрот,

І що є у нас дума, яка ще од Байди нам в'ється,

І що ми на Вкраїні - таки український народ,

А не просто населення, як це у звітах дається.

І що хміль наш - у пісні, а не у барилах вина.

І що щедрість - в серцях, а не лиш у крамничних вітринах.

І що є у нас мова, і що українська вона,

Без якої наш край - територія, а не Вкраїна.

Я до себе каже і до кожного з вас - Говори!

Говоримо усі, хоч ми й добре навчились мовчати!

Запитайте у себе: відколи, з якої пори

Почали українці себе у собі забувати?

Запитаймо й про те, як ми дружно дійшли до буття,

У якому свідомості нашій збагнути незмога,

Чим солодший од меду нам видався чад забуття

Рідних слів, і пісень, і джерел, і стежок від порога.

Українці мої! То вкраїнці ми з вами, чи як?

Чи в "моголах" і вмерти судила нам доля пихата?

Чи в могили й забрати судилось нам наш переляк,

Що розцвів нам у думах смиренністю "меншого брата"?

Українці мої! Як гірчать мені власні слова...

Знаю добре, що й вам вони теж - не солодкі гостинці.

Але мушу казати, бо серце, мов свічка, сплива,

Коли бачу, як люто себе зневажають вкраїнці.

Я вже й сам ладен мовить: "Воно тобі треба?.. Стерпи!"

Тільки ж хочу, вкраїнці, спитати у вас нелукаво:

Ради кого Шевченкові йти було в Орські степи?

Ради кого ховати свій біль за солдатську халяву?

То хіба ж не впаде, не закотиться наша зоря,

І хіба не зотліє на тлін українство між нами,

Коли навіть на згарищі долі й зорі Кобзаря

Ми і досі спокійно себе почуваєм хохлами?

Українці мої! Дай вам Боже і щастя, і сил.

Можна жити й хохлом, і не згіркне від того хлібина.

Тільки хто ж колись небо нахилить до Ваших могил,

Як не зраджена вами, зневажена вами Вкраїна...

В.Баранов

супер

[speaker]

АЛЕКСАНДР БАШЛАЧЕВ

МУЗЫКАНТ

С восемнадцати лет

Он играл что попало

Для крашеных женщин и пьяных мужчин.

Он съедал в перерывах по паре холодных котлет.

Музыкант полысел.

Он утратил талант.

Появилось немало морщин.-

Он любил тот момент,

Когда выключат свет,

И пора убирать инструмент.

А после игры.

Намотав на кулак электрические шнуры,

Он вставал у окна.

И знакомый халдей приносил ему рюмку вина.

Он видел снег на траве.

И безумный оркестр собирался в его голове.

Возникал дирижер.

Приносил лед-минор и горячее пламя-мажор.

Он уходил через черный ход,

Завернув килограмм колбасы

В бумагу для нот. Он прощался со мной,

Он садился в трамвай,

Он, как водится, ехал домой.

И из всех новостей

Самой доброй была

Только весть об отъезде детей.

Он ложился к стене.

Как всегда,

Повернувшись спиной к бесполезной жене.

И ночью он снова слышал

Эту музыку...

И наутро жена начинала пилить его

Ржавым скрипучим смычком.

Называла его паучком

И ловила дырявым семейным сачком.

Он вставал у окна.

Видел снег. Он мечтал о стакане вина.

Было много причин

Чтобы вечером снова удрать

И играть

Для накрашенных женщин

И их безобразных мужчин.

Он был дрянной музыкант.

Но по ночам он слышал музыку…

Он спивался у всех на глазах.

Но по ночам он слышал музыку…

Он мечтал отравить керосином жену.

Но по ночам он слышал музыку…

[talja]

Іван ОЛЬХОВСЬКИЙ

Любов сьогодні вийшла з берегів,

пройти по лезу бритви захотіла.

Я ставив дамби і в’язав плоти,

вона їх підминала і трощила.

Здирала сніг, кусала трепет губ,

крізь хащі рук вривалася у тіло.

Гаряча магма забивала дух,

до горла підступала і топила.

Не чула ні порад, ні засторог,

ні клятв у вірності, ні слів пощади.

Вона була, як божевільний Бог,

який зійшов у пекло раю ради.

Цілунком душу випекла до тла,

і в тій пустелі раптом обімліла.

Коли вертала знов до джерела -

дорогу хвилерізи заступили

[Mala]

* * *

І сонце, й сніг, і ожеледь, все разом.

І я не знаю, це весна чи ні?

Сваровськи би позаздрив дивним стразам,

що мерехтять у мене на вікні.

Не встигне поле зазимків злякатись,

не встигне вийти річка з берегів, —

Весна пливе під парусом акацій,

Зима пливе під парусом снігів.

* * *

А вечір пролітає, наче крижень,

черкнувши місто синіми крильми.

У сріблі заворожених наближень

ми вже як тіні, ми уже не ми.

Це як гіпноз, як магія безодні,

як струм жаги, що в голосі болів,

коли вуста пекучі, аж холодні,

уже не здатні вимовити слів.

Ліна Костенко